Корреспондент @Pavlodarnews.kz побывал на спектакле «Моцарт и Сальери» по одноименной пьесе Александра Пушкина, которому 6 июня исполнилось 226 лет.
Спектакль Русского драматического театра им. Ф.М. Достоевского города Семея поставил режиссер Рача Махатаев. Действо проходило в малом зале, что обеспечило камерность происходящего, обволакивание зрителя и немедленное погружение его в сюжет.
Здесь не просто современное прочтение текста, а острое, болезненное вскрытие души и разума человека, оказавшегося перед лицом гениальности, которую он не способен ни понять, ни простить. Те, кто привык к классическому исполнению пьесы: ливреи, парики, клавесин, свечи и прекрасная музыка – мог бы удивится черной драпировке, черным костюмам и кажется черному свету проникающий во все щели незащищенной от тьмы души. Привычные слова, но непривычные формы.
Александр Сухов в роли Сальери выступает не как классический ревнивый антагонист, а как человек, находящийся на грани помешательства, заточённый в прозрачную клетку – образ, одновременно буквальный и символичный.
Клетка становится его камерой, в которую его, как Ганнибала Лектора, поместят за убийство коллеги-гения, и единственным прибежищем, метафорой разума, который он не смеет покидать, чтобы окончательно не утратить контроль. Сальери уже не столько живёт, сколько существует в самосуде над собой, в постоянном диалоге с судьями: зрителями, Богом, собственным «я».
Контрастом к нему – Моцарт в исполнении Егора Ермолаева. Неоднозначный, эпатажный, он живёт иначе: играет, шутит, дразнит. На первый взгляд – безумец. Но именно в его хаосе звучит подлинная истина: правда творчества, правда эмоции, правда жизни.
Изначально не оставляет ощущение, что все происходящее – это хроники клиники для душевнобольных. Но потом понимаешь замысел: все, что происходит, – это суть душевных переживаний героев, замешанных на разъедающей зависти, страхе, терзаниях и гражданской и космополитической позиции мирного человека-творца.
Классической музыки вы здесь не услышите – ни фантазии до-минор, ни отрывка из «Дон Жуана». На зрителей обрушиваются звуки от грома до детского плача, свиста ветра, и прочего, что никак нельзя назвать музыкой. Оттого саркастической усмешкой кажутся слова итальянца Сальери, носителя академического вкуса, дающего оценку «произведения»: «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь».
Дошедший до пика ненависти, который приводит к концу итальянского композитора как человека, как музыканта, Сальери замышляет отравить коллегу-австрийца. Все естество его торжествует, но торжество зла еще впереди, когда за обедом Моцарт явит зрителям свой реквием. Это заупокойная месса по мирной жизни из какофонии звуков: стрельбы из автоматов, выкриков Гитлера, православной и исламской молитвы, надрывного плача ребенка, и как финал – грохот атомного взрыва, сеющего всепоглощающую смерть. Кстати, под этот реквием умирает и отравленный заклятым другом Моцарт. Здесь режиссёр бросает вызов публике: сможет ли она выдержать не гибель Моцарта, а гибель мира? Зрелище не из приятных, но сложно требовать от смерти радужности и светлых красок.
И кажется, умирает не только композитор, но и сама вера в гармонию, в то, что гениальность должна быть спасением, а не проклятием.
Финал: гений и злодейство совместились, и погибли сразу два гения – Моцарт и Сальери. Финал болезненный, жестокий, вызывает внутренний протест, но он честен, точно по тексту. Быть может, это самая верная постановка «Моцарта и Сальери» для нынешнего века, в котором гармония уступает место хаосу, а послания моцартов к сальери звучат всё отчаяннее.
