Жилищный вопрос в степи решался легко. Благо, не надо было совать взятку местному акиму за участок, таскаться за стройматериалом в Китай, искать проект, искать прораба, искать непьющих узбеков-строителей, возводить трехметровые заборы, подключаться к канализационным трубам, к электрическим столбам, проводить воду, газ…
Ничего этого не надо было делать.
Жилищный вопрос степняков не портил никак. Все было намного проще. дом невеста привозила с собой. Он назывался ақ отау и входил в перечень приданого. И строили его сразу, без проектно-сметной документации, без закладки первого фундамента и прочей ненужной ерундистики.
Причем поднимали его не огрубевшие мужики-строители, а обыкновенные деревенские бабы. Без мастеров, прорабов и водки.
Самая уважаемая Женщина аула садилась на лошадь, брала в руки бақан – это такой длинный шест – и подпирала им шанырақ. Остальные ее «помогайки» вставали в круг и вдевали в пазлы шанырака жерди, которые затем покрывались войлочным перекрытием – жабуы. Эти жерди назывались уық. Они и сейчас так называются. Концы их привязывались к кереге – это решетчатые стены дома.
Когда каркас юрты полностью был установлен, начиналось внутреннее благоустройство. Первым делом занимались ритуальным священнодействием: лили масло в огонь очага с пожеланиями благополучной и счастливой жизни. Затем обмазывали маслом порог и косяки единственной двери.
Затем расставляли мебель – сундуки, столы, кровать. Украшали стены коврами с узорами и лентами, а пол устилали текеметами. Лишнего ничего не было. Ни шкафов, ни люстр, ни диванов с креслами, ни телевизоров с антеннами, ни компьютеров…
Кстати говоря, не было замков. Двери не запирались и не подключались к сигнализации. Это тоже о многом говорит. Например, о том же характере степняков, об их отношении к накопительству, об открытости и простоте.
Всем «строительницам» по завершении объекта жених оплачивал труд.
Затем невесту просили зайти в ее новый дом, поскольку она должна была первой переступить порог. Но она отказывалась и не бежала со всех ног, радостная от того, что аким подарил ей ключи от квартиры. Она демонстрировала кротость и смирение. Да и недвижимостью юрту трудно было назвать. Домик легко перемещался с места на место, и в нем было тепло зимой, и прохладно летом.
Что говорит о грандиозной предприимчивости, архитектурной находчивости и врожденном таланте кочевников.
В общем, невеста упиралась. Тогда женщины сажали ее на ковер, относили на руках и вываливали у порога. Дальше она уже шла сама, на своих двоих.
По традиции невеста должна была переступить порог с правой ноги и пнуть левый косяк. За ней следом заходил жених и проделывал то же самое.
Тут же накрывался дастархан и устраивался небольшой такой «забег в ширину». Люди праздновали. Затем наступала ночь, и молодых учтиво оставляли одних…
Хотя нет. Не совсем одних. С ними оставался еще небольшой батальончик морально устойчивых и неподкупных снох-женгешек. Они продолжали играть в «таможню» и «ГАИ». То есть обирали жениха подчистую. За каждый шаг они требовали кәде – отступные.
Утром после брачной ночи «старшина» первой получала подарок, который назывался жолдық.
Следующая женгешка занималась одеялом, под которое должны были лечь молодые, – көрпе қимылдатар. Роль тоже серьезная. Буквально переводится как – «ответственная за трепыхание одеяла». Ей тоже что-то надо было дать. Иначе не уйдет.
Наконец, самой изощренной и садистски настроенной оказывалась та женгешка, которая отвечала за обряд арқа жатар. Она забиралась в кроватку, ложилась между женихом и невестой и всем своим видом показывала, что собирается остаться здесь на всю ночь. Не подумайте, что она предлагала, таким образом, «шаркнуть по душе», обрадоваться на троих и устроить незабываемую кругосветку. Нет. Она тоже требовала мзды.
Не знаю, сколько было карманов у жениха. Мне думается, он всё это время ходил с мешком, как Дед мороз в новый год.
Да, кстати, чуть не забыл.
Когда все покидали ақ-отау, женгешки просили жениха отнести невесту в постель на руках. Тот отказывался, мотивируя это тем, что настоящие степные джентльмены никогда своих женщин на руках не носят. Некрасиво это. Не по-мужски. Пусть сама идет, если ей так невтерпёж. Его продолжали уговаривать, но он не должен был преступать рыцарский кодекс и стоял на своем. Тогда выбирали самую мощную женгешку, и та относила невесту в кровать сама. Относила и раскладывала. Этот замечательный обряд назывался – қыз көтерер.
После такой запоминающейся ночи, проведенной в суете, уговорах и проплатах, жених отправлялся наутро к родителям своей – уже жены. Эта традиция называлась есік ашар. Буквально – открывание дверей. Молодая жена в это время оставалась дома. Она теперь год не могла появиться в доме родителей. За нее принимались женгешки. Они должны были заплести ей косы. И, если в девичестве она заплетала их в одну косу – что означало одиночество, – то теперь снохи заплетали их в две. Это означало, в свою очередь, что она теперь не одна. У ней есть законный муж.
А законный муж тем временем держал путь к ее родителям. Он теперь имел на это полное право. Появлялся он опять же не с пустыми руками. Он приводил с собой кобылу – для отца жены. Потом заходил в юрту и трижды кланялся.
Если вы помните обряд беташар, то там кланялась невеста. Но если ее поклоны означали знакомство с членами новой семьи, то жених, кланяясь родителям жены, выражал свое почтение духам их ушедших предков – аруақ. Как вы знаете, казахи всегда с особенным пиететом относились к этому культу. Так оно ведется и поныне.
Затем теща наливала зятьку в пиалу молоко, и он его выпивал. Затем она подводила его к очагу и вручала ковш с растопленным жиром. Зять выливал масло в огонь. Все эти обряды означали пожелание добра, счастья и долгой жизни. В конце ритуала Родители жены дарили ему красивый чапан и коня в придачу. С этого дня он считался родным человеком, мог заявляться тогда, когда ему это взбредет в голову, и брать из холодильника всё, что ему захочется.