Генерал не мог спать. Налив себе в стакан воды, он сел за стол и откинулся на спинку кресла, чтобы отдохнуть, пока…
…У табуретки, на которую сел Генерал, не было спинки, поэтому он в очередной раз повалился на пол с криком «Проклятый Очкарик!». Подобрав стакан, вода из которого разлилась по полу, Генерал осторожно поднялся, затем поскользнулся в луже воды и с грохотом повалился в неё всем своим телом… хотя бы так, но Генерал наконец-то выспался и на утро чувствовал себя вполне нормально, если не считать одной очень серьёзной проблемы.
Времени оставалось всё меньше, а загадка Рукописи ещё не была решена. Лучшие, как ему сказали, учёные из Британии в поте лица бьются над расшифровкой уже долгие десятилетия, но пока не продвинулись ни на один шаг. Генерал, в отличие от предшествующих руководителей группы, начал следить за деятельностью учёных, проверяя все их работы. И ужас охватил его, когда выяснилось, что всё это время куча этих дебилов занималась какой-то ерундой за государственный счёт. Они делали что угодно, лишь изредка возвращаясь к расшифровке Рукописи, а когда Генерал делал им замечание за разбазаривание государственных средств, учёные с умным видом отвечали, что ему, Генералу, не понять, как делается наука и какие глубокие связи могут быть между тайной Рукописи и теми вспомогательными, как они сказали, экспериментами, что проводились сейчас в лаборатории.
Генерал решительно не мог понять, как утверждение о том, что время жизни пропорционально числу Дней Рождения человека или чем формула идеального бекона могут помочь расшифровки Рукописи. Не имея возможности доказать бесполезность подобных «открытий» и не зная, что возразить координатору группы — представительному Толстяку, — который постоянно показывал диаграммы, графики, называл какие-то цифры, из которых следовало полное доминирование данной научной группы во всём мире, Генерал продолжал терпеливо ждать и верить, что Рукопись всё же будет расшифрована. Он не мог спорить с большинством, которое считало, что количественные показатели научной работы являются свидетельством качества, достоверности и успешности, а также позволяют справедливо распределять ресурсы на содержание научного коллектива. Генерал не мог сформулировать никаких аргументов против даже простейшего тезиса о том, что «во всём мире эта мера считается самой точной» и молчал, когда слышал упрёк в форме вопроса: «скажите, Генерал, а как ещё можно оценить научную работу?», и правда не зная, как это можно было бы сделать. На вопрос Генерала о том, кто и когда решил, что большинство право, ему всегда отвечали, что это было решено большинством голосов когда-то очень давно на какой-то уже всеми забытой конференции.
Последней каплей в чаше терпения Генерала стало даже не «научное утверждение» о том, что 90% ленивых мужчин уверены, будто им идёт борода, а доказательство того, что огурцы убивают людей, основанное на том, что все люди, съевшие огурцы два века тому назад, сейчас уже мертвы.
Больше терпеть этот беспредел было нельзя… Генерал собрал срочную комиссию и объявил чрезвычайную ситуацию. Он имел такие полномочия, поскольку Верховным ему был отдан приказ расшифровать Рукопись любой ценой. Начальство уже устало ждать результат, а управленческая ситуация в мире выходила из-под контроля. Великая Катастрофа могла случиться в любой момент.
На объявленном внеочередном совещании в зале собралось много людей. Был и представительный Толстяк со своими холуями, и военные разного ранга, и представители блока управления страной. После короткой вступительной речи, объясняющей причину собрания, Генерала всё-таки одолели эмоции:
— Я ничего не могу сделать с этой кодлой копошащихся бестолочей. — Громко и с раздражением сказал Генерал. — Они ничего не умеют, не понимают и совершенно не управляемы. Их лучшим открытием за всё время было открытие Банки со шпротами! А самым полезным, что они смогли сделать по расшифровке Рукописи, была научная работа, в которой научно доказано, что рукопись написана на неизвестном им языке! Но на этом издевательство не закончилось, как только работа была опубликована, появилась вторая, в которой научно доказано, что причина невозможности расшифровать Рукопись заключается в чём бы вы думали? — Генерал сделал паузу. — В том, что рукопись написана на совершенно неизвестном языке! Во второй работе сделана ссылка на первую и на ещё два десятка других работ по другим темам, чтобы поднять индекс цитирования своих коллег. Затем, когда какой-то умник додумался и написал статью о том, что в Рукописи нет буквы, похожей на нашу «а», через пару дней наша лаборатория стала богаче ещё на 32 статьи, беспорядочно ссылающихся друг на друга. Далее, какой-то придурок написал монографию по буквам греческого алфавита с аналогичным содержанием — и тут понеслось!
В зале молчали. Затем представительный Толстяк встал со своего места и спросил:
— Товарищ Генерал, Вы знаете каковы показатели нашего научного коллектива за последний год?
— Знаю. Пятьсот тридцать три статьи, сорок одна монография и девятьсот сорок три тезиса международных научных конференций; затем сто двадцать три учебных пособия и двести пять программ для ЭВМ. — Сухо зачитал по бумажке генерал.
— Это лучшие показатели, чем у кого-либо ещё в этом году, — продолжал представительный Толстяк, а Сморчок, сидевший рядом, послушно кивал головой, держа в руках листочек с каким-то графиком, — чем же именно Вы недовольны? Мы не понимаем сути Ваших претензий.
Генерал молчал и сжимал скулы от приступа дикого раздражения. Всё это его окончательно достало. Кулаки его сжались так, что костяшки пальцев побелели, а сам Генерал дрожал от ненависти. Пока он молчал, представительный Толстяк продолжал речь, играя на публику:
— Вы же видите, что коллектив трудится в поте лица. Таких показателей не достигнет ни одна команда в мире, наши учёные всегда были гордостью Британии, и многие другие всё отдали бы, чтобы работать в нашем коллективе. Гранты льются к нам рекой, именно нам поручена задача поистине мирового масштаба по расшифровке Рукописи — последней надежды человечества…
Генерал уже не мог слушать этот невыносимый бред. Он подал знак одному из своих солдат, и тот, вместе с двумя другими, рангом поменьше, подошли к представительному Толстяку. Двое встали по обе стороны от недоумевающего Толстяка, а Солдат вопросительно уставился на генерала. Тот сразу отдал приказ:
— Кодлу разогнать, а Толстяка привяжите в музыкальном зале и включите Джастина Бибера. Последний альбом… хотя нет, все альбомы подряд без остановки по кругу.
При этих словах бывалого Солдата слегка передёрнуло, а представительный Толстяк, пока его брали под руки, вдруг завопил, что есть мочи:
— НЕТ! Только не Джастина Бибера, умоляю! — Толстяк схватил со стола ручку и пытался воткнуть её себе в ухо, но Солдат ловким движением успел выхватить предмет и поспешно кивнул помощникам. — А-а-аа, нелюди!.. — закричал Толстяк, но голос его уже быстро удалялся, пока совсем не стих.
В зале все присутствующие уже были в состоянии оцепенения и смотрели на Генерала. Никто не смел пошевелиться, все думали не сколько о дальнейшей судьбе Рукописи, сколько жалели бедолагу и удивлялись суровости приговора.
— Собрание окончено, все свободны. — Произнёс Генерал и, чинно развернувшись, зашагал к двери, ведущей в служебную часть здания.
Пока Генерал шёл по секретным коридорам, его ещё мучали сомнения по поводу того последнего ресурса, к которому можно было бы прибегнуть. Но приказ есть приказ. Генерал знал, почему именно его поставили на должность, он был последней надеждой человечества. Не смотря на собственные недостатки, он был превосходным управленцем, знал, а если и не знал, то чувствовал, правильным ли путём двигаются подчинённые, выполняя то или иное задание. Теперь он должен взглянуть в лицо своему страху, ему нужно было обратиться за помощью… причём не просто к кому-то, а к человеку, которого он очень сильно боялся.
Генерал вошёл в свою комнату и, не снимая одежды, улёгся на кровать. Он смотрел на потолок, а воображение рисовало на его неровностях разнообразные узоры. Пролежав так несколько минут и собравшись с мыслями, он встал, подошёл к телефону, набрал короткий номер и отдал в трубку решительный приказ:
— Сейчас же привести ко мне Фармацевта.
Затем он повесил трубку и посмотрел на часы. Через восемь минут он уже будет разговаривать со своим старым неприятелем, теперь можно было немного отдохнуть, так как решение уже было сделано и оставалось только ждать.
Воспользоваться услугами Фармацевта означало признать поражение как всей научной «элиты» (теперь уже в кавычках), так и управленческой верхушки, действующей по принципам «незаменимых людей нет» и «каждый сверчок знает свой шесток», а также признать ошибочность тех обвинений, которые были навешаны на этого человека в прошлом. Но самое страшное даже не в этом. Страшно было то, что прямой взгляд этого человека был способен вызвать из глубины подсознания любые, даже самые надёжно запрятанные события из жизни, пробуждающие совесть, в его глазах как в зеркале отражались внутренние недостатки, и хотелось выть от ужаса, когда они овладевали сознанием. история взаимоотношений Фармацевта с Генералом и окружающим миром, если излагать её кратко, такова.
Фармацевт пытался изменить мир. Ещё несколько десятилетий назад он выдвинул теорию, по которой человечеству угрожает опасность. Моральное разложение достигло той точки, что дальнейшая судьба цивилизации оказывалась под знаком вопроса, поэтому человек этот решил помочь человечеству и, задавшись благородной целью, приступил к действиям. Однако не смотря на безупречную логику, правильные идеи и полное бескорыстие, Фармацевт не нашёл поддержки общественности. Люди вроде бы соглашались с ним, особенно в личных беседах, вроде бы признавали, что он говорит правильные вещи, но вместо того, чтобы исправляться, они начали вымещать свою несостоятельность на человеке, который им всё это показал. Навесив на него все те недостатки, которыми люди обладали сами, они нашли способ избавить мир от «зла», уничтожающего их идеалы и мешающего им свободно деградировать. Они подставили Фармацевта, сфабриковали дело и заставили его публично признаться во всех своих злодеяниях против свободной воли людей…
Накинувшись толпой, люди задавили Фармацевта своей чернотой. И он сделал то, чего все от него хотели, он стал молчать признавшись прежде, что виноват во всём, что ему было приписано; но на том собрании он странно поглядел на людей в зрительном зале, и на самого Генерала, заправляющего данным процессом. Оторопь взяла серую массу и несколько человек сразу потеряли сознание. Только чрезвычайная выдержка позволила Генералу остаться на месте. Все понимали, что сделали что-то очень нехорошее… но, как это водится, быстро всё и забыли. Фармацевт «лёг на дно» и более не проявлялся.
Он всегда мыслил нестандартно и смело. Ещё одним талантом Фармацевта было то, что он легко читал рецепты лекарств и записи в медицинских книгах. Каким бы врачом не был написан текст от руки, фармацевт мог его спокойно прочитать, бросив лишь скользящий взгляд. А однажды, путешествуя по Египту, он даже случайно расшифровал все надписи на стенах сооружений, в которых допускали туристов… ох и нешуточная же там была заваруха!
Однако всеобщее уважение растаяло как масло на сковороде, когда Фармацевт занялся своей просветительской деятельностью. И на том закончилась его официальная карьера, потому что люди не были готовы к переменам, хотя и остро ощущали их необходимость.
Пока Генерал пребывал в воспоминаниях о былом, прошло восемь минут, и в дверь постучались.
— Вводите. — Коротко приказал Генерал.
Дверь отворилась, и на пороге стоял Фармацевт, он снисходительно улыбнулся и сказал:
— Спасибо, я сам войду.
Он прошел к столу, отодвинул табурет и уселся на него ровно, даже не пытаясь откинуться назад. Генерал не смотрел на его лицо, чтобы не вызвать у себя ненужную панику.
— Ну что солдатик, — сказал Фармацевт, — не можешь Рукопись прочитать?
Генерал молчал, хотя и был удивлен осведомлённости Фармацевта о сверхсекретном проекте. Лучше было молчать,
так как сейчас он находился в цугцванге, и любой ход принесёт ему ещё большее унижение, чем он уже испытывает. Вдруг он опомнился, что лежит на кровати. Генерал поднялся и принял сидящее положение, свесив ноги на пол. Затем собрался с мыслями, понимая, что говорить всё равно придётся. Генерал взглянул на Фармацевта, и, не смотря на всю свою выдержку, на всё самообладание, быстро отвёл глаза, которые уже слезились.
— Да, не складывается ничего, — начал Генерал, — сможешь прочитать Её?
— Конечно, но тебе придётся потрудиться, чтобы вернуть мою репутацию на то место, с которого ты её так подло скинул. Тебе придётся признаться, что кроме меня не было силы, способной позитивно решить проблемы нашего общества. — Несколько небрежно ответил Фармацевт.
— Да, можешь считать, что уже сделано, — ответил Генерал, — извини меня.
— Принято, давай свою Рукопись. — Вставая сказал фармацевт.
Генерал встал и повёл его в лабораторию, где раньше работали учёные. Они сразу пошли к центру зала, где стояла большая стеклянная колба, под которой лежала Она… Рукопись Атлантиды, написанный на непонятном языке текст был распределён по нескольким сотням листочков, сделанных из тончайшей тканеобразной бумаги, хорошо сохранившейся за 12 тысяч лет. Рукопись была найдена в раскопках на дне Атлантического океана и сразу стала сенсацией. Однако проект по её расшифровке быстро засекретили, так как по мнению Верховного в ней содержалась информация о последних днях Атлантиды или что-то ещё более важное, ибо в противном случае вряд ли Рукопись стали хранить так, как будто знали, что вот-вот произойдёт глобальная геологическая катастрофа. Она была найдена в сейфе из сплава благородных металлов, из которого был выкачан воздух. В сейфе был ещё один сейф, жёстко закреплённый с первым, а в нём чрезвычайно мягкий материал и стеклянная колба, в которой в неизвестном человечеству жидком веществе плавали страницы Рукописи. Вещество отдали химикам, с которым они до сих пор возятся, а Рукопись теперь лежала здесь. И фармацевт, уже читал ту страницу, которая была ему видна под стеклом колбы.
— Интересное начало, — поделился с генералом его старый неприятель, — здесь сказано, что они уже ничего не могут сделать с надвигающейся Катастрофой и в этой рукописи постараются успеть записать все те обстоятельства, которые по их мнению поставили мир на грань обрушения. Тут же они признаются, что видят в случившемся не череду случайностей, а свою собственную вину.
— Уже читаешь что ли? — Потупившись на рукопись спросил генерал, он старался не подавать удивлённого вида. — Шустро ты.
— Одного не пойму, Генерал, трудно было сразу меня позвать? Вот нужно было извращаться, обманывать себя, искать обходные пути, утешать себя тем, что должны быть какие-то более простые решения…
Генерал не ответил, но лицо его вдруг постарело на несколько десятилетий, он устало взглянул в глаза Фармацевта, опустил виновато голову и нажал кнопку, открывающую колпак. Затем он взял рукопись и так же виновато протянул её фармацевту, со словами:
— Ты же понимаешь, в каком я состоянии, перестань издеваться. Эта ошибка дорого обойдётся нам, я уже это понял… Прочитаешь, перескажи сначала мне, потом подумаем вместе, что из этого следует передать начальству и дадим конференцию, на который ты повторишь свой пересказ с учётом моих рекомендаций. Уж в чём, а в том, какие вещи можно говорить, а какие нельзя я получше тебя знаю.
— Не вопрос, — ответил Фармацевт, принимая рукопись, — прочитаю, дам знать. Пусть сюда принесут кровать, лампу, носят еду в положенное время и чтоб ни звука я не услышал за стенами этого зала. Судя по объему, читать буду неделю. Понимаешь, о чём я?
— Будет сделано. — Ответил Генерал и удалился из помещения.
За дверью лаборатории караулила охрана и слышала, как время от времени Фармацевт начинал разговаривать сам с собой, комментировал что-то вслух и порой даже очень громко причитал: «вот же как!», «это надо ж было додуматься!», «а вот это прямо как у нас сейчас!» и всё в том же духе. Время шло, и из обрывочных возгласов Фармацевта охрана, которая доносила всё услышанное генералу, могла сделать ряд обрывочных суждений, смысл которых, правда, они решительно не понимали.
Так, например, было понятно, что управляющая верхушка цивилизации Атлантов зачем-то ходила в школу учиться, а затем, по окончанию школы, получала какие-то красные и синие корочки, на которых… они резали овощи. Далее шло повествование о какой-то легенде, будто бы должен появиться некий Избранный и показать, где ещё могут пригодиться эти предметы, а пока нет Избранного, нужно было тщательно соблюдать традицию, чтобы не забыть правильный способ получения красных и синих корочек.
Все это было непонятно генералу. Что за корочки? Зачем тому, кто был аналогом нашего Верховного, ходить в школу?
Дальше было ещё интересней. Оказалось, что никто не работал, потому что без опыта работы никто не брал на работу, а получить опыт работы было негде. Сначала всё было в порядке, но потом все, кто работал, умерли от старости. Затем вдруг стало модным быть не таким как все и выделяться из серой массы, и все стали не такими как все, и выделялись из серой массы, но в итоге именно это и сделало их одинаковыми в своём стремлении выделяться, они стали однородной массой выделяющихся из серой массы людей. Цикл замкнулся и что-то треснуло в небе. Началась нешуточная паника, но какой-то умник принёс аналог того, что сейчас называют синей изолентой, трещину залепили, и всё опять стало хорошо.
— Это какой-то бред, — думал про себя Генерал, — вся эта информация как-то мало похожа на предостережение предшествующей цивилизации… но нужно подождать, неделя уже истекает.
В конце седьмого дня, когда по плану Фармацевт должен был завершить чтение, в зале вдруг поднялся вопль отчаяния: «Да как же ты могла! Боже мой!!!», — затем стало тихо, а через несколько секунд, надрывный плачь оглушил эту тишину. Охрана забеспокоилась, но потревожить Фармацевта не могла, таков был приказ. Через некоторое время, плачь перешёл в ритмичные всхлипывания, а затем всё стихло.
Фармацевт вышел из зала лаборатории и направился прямиком к Генералу, лицо его было красным и уставшим, ворот рубахи порван, а волосы на голове беспорядочно торчали в разные стороны.
Открыв дверь, Фармацевт вошёл в комнату Генерала и затворил дверь, щёлкнув замком. В течении двух часов всё было тихо, как вдруг страшный удар послышался из комнаты, испуганная охрана вломилась в запертую дверь, разнеся замок, и увидела, что Генерал злой стоит перед сломанным пополам столом, а Фармацевт растеряно сидит на табуретке, опустив голову. Генерал повернулся к охранникам и сказал:
— Так и знал, что это Женщина виновата.
Охрана сообразила, что Генерал от злости сломал рукой стол, ударив по нему кулаком, и, успокоившись этому обычному событию, удалилась из комнаты, кое-как прикрыв за собой висящую на одной петле дверь.
Генерал забрался на кровать и задумался. Фармацевт выпрямился и сидя смотрел на стену. Минуту оба молчали. Затем генерал сухо сказал:
— Я полагаю, что рассказать об этом всё равно нужно, хотя смысла суетиться уже нет.
— Давай расскажем, — ответил Фармацевт, — ведь всем любопытно, чем дело кончилось. Я тоже думаю, что сделать они уже ничего не смогут, мы все обречены. Пусть не та же причина будет последней каплей в терпении Высших Сил, но другая, это не важно. Необратимые процессы, описанные в Рукописи уже полным ходом идут у нас, мы слишком поздно Её разгадали, нужно было начинать двумя-тремя веками раньше.
— Верно говоришь, мой друг, мы с тобой можем только попытаться рассказать всё так, чтобы нам дали ещё время для нашей с тобой последней задачи. Ты же не против, что мы сделаем это вместе?
— Нет, я как раз собирался тебе предложить, ведь мне нужны будут ваши секретные архивы.
— Да, я дам их тебе. Получишь избранные моменты за последние три тысячи лет.
— Ого, — удивился Фармацевт, — неплохой архив у вас.
— Да, мы существует довольно долго, сам же знаешь.
— Знаю…
— А ведь ты не всё мне пересказал, да? — Вдруг спросил Генерал.
— Конечно не всё, остальное написано специально для меня, для того, кто сможет прочитать. В частности, что и как мне следует делать дальше.
— Верю. — Охотно согласился генерал.
В комнате снова воцарилось молчание.
На следующий день Генерал объявил о конференции, на которой будет изложена основная суть содержания Рукописи. В день начала толпа допущенных на конференцию людей топталась у входа в здание. Дверь отворилась, и толпа всыпалась внутрь.
К назначенному часу все уже сидели в зале и возбуждённо переговаривались.
В зал вошёл Фармацевт, что вызвало у людей смешанные эмоции — ведь все знали, кто он и чем занимался в прошлом. Было очень удивительно до неприятности думать, будто он, этот ненавистный всеми человек, будет что-то докладывать. Но так и вышло. Фармацевт сел за стол ведущего и начал своё повествование, а толпа слушателей не ведала, что произойдёт с ней уже меньше чем через час.
Фармацевт рассказал об устройстве управленческой системы Атлантиды, о том, что в основе жизнеустройства лежала жёсткая диктатура в плане следования правилам и традициям вне зависимости от их кажущейся неадекватности, однако при этом во всём остальном была полная свобода. Он грамотно соотнёс их проблемы с проблемами нашей цивилизации, провёл необходимые параллели и назвал ряд маркеров, по которым можно сделать вывод о том, что наша цивилизация двигается ровно тем же путём, который отличается лишь незначительными деталями, возникающими только результате разницы культур. Далее фармацевт замолчал ненадолго и затем сказал:
— Основная часть повествования на этом закончена, прежде чем я перейду к описанию причин гибели цивилизации Атлантиды, я бы хотел услышать вопросы. Всё ли всем понятно до этого момента?
В зале подняли руки несколько человек.
— Слушаю Вас. — Сказал фармацевт, указывая шариковой ручкой на человека, сидящего ближе всего.
— Я бы хотел уточнить, как именно начался управленческий кризис, ситуация со школьниками мне не очень ясна. — Сказал человек, и в зале одобрительно загудели.
— Да, спасибо за вопрос, быть может я слишком быстро пробежался по этому моменту. Дело в том, что государственная власть не очень разбиралась в управлении, а политические эксперты были вынуждены три четверти года находиться в школе и не имели возможности влиять на политику.
— А что они делали в школе? — Тут же спросил человек.
— Учились, что же ещё, — ответил фармацевт, — самые сильные эксперты и профессиональные политические аналитики — это школьники, точнее, аналоги наших школьников. Когда популяция школоты в общественных местах сильно уменьшалась, пропадали и их советы по управлению страной и экономикой, руководству не на что было опираться в принятии управленческих решений. Поначалу как-то справлялись, а потом острая нехватка экспертов привела к тому, что число управленческих ошибок перевалило за некую критическую черту, общество начало разрушаться изнутри.
— А зачем они ходили в школу, если им с такими способностями нужно управлять страной? — Продолжал задавать вопросы человек из зала.
— Затем, что после школы каждый человек получал какую-то непонятную мне самому корочку. Считается, что помимо опыта работы, она была очень нужна для получения работы.
— Но это же глупо…
— Конечно глупо, это мы с Вами понимаем, но там, в их цивилизации, следование традициями и законам, источник которых уже был забыт всеми, составляло неотъемлемую часть их культуры. Жёсткая тоталитарно-либеральная система власти. Делай что хочешь, в принципе, но не дай Бог нарушить хоть одну традицию или закон Древних, как они их называли.
— А как это согласуется с тем, что вы говорили про невозможность устроиться на работу без опыта работы?
— Так и было, начиная с какого-то времени никто и не работал, так как нельзя было брать на работу без опыта работы, но существовала Древняя легенда, будто однажды придёт человек и покажет, как можно устроиться на работу без опыта, имея на руках только одну из этих волшебных корочек — синюю или красную, — что выдают после школы. А до этого момента по предписанию тамошнего мудреца люди должны были использовать корочки исключительно для нарезания овощей при приготовлении пищи, так они и делали.
— Но Избранный так и не появился?
— Не успел… об этом я и расскажу Вам дальше, если больше нет вопросов.
Вопросов не было. Фармацевт на четверть минуты закрыл глаза, затем посмотрел на генерала. Тот одобрительно кивнул. Можно было заканчивать.
— Теперь самое главное, — понизив голос, произнёс Фармацевт, — рукопись заканчивается повествованием о том, почему погибла Атлантида… Авторы торопились, они писали о том, что небеса разверзлись и с них начали падать огненные шары, затем ото всюду полилась вода, Земля пришла в движение. Видимо поэтому повествование было набросано наскоро, чтобы ещё можно было успеть запечатать Рукопись, но мне всё же удалось восстановить цепь последних событий.
Слушатели замерли в ожидании, наступила полнейшая тишина и казалось, что люди даже перестали дышать. Все внимательно смотрели на Фармацевта. Он отпил воды из стакана, стоявшего на столе, вздохнул тяжело и начал рассказывать. Вот что услышали присутствующие в зале люди.
— В Атлантиде существовал древний обычай, и, как и все обычаи, был он настолько древним, что никто уже не понимал тех причин, по которым его следовало соблюдать. По древней легенде нарушение именно этой традиции должно было повлечь за собой Катастрофу мирового масштаба. Если некоторые другие традиции можно было нарушать не опасаясь уничтожения всей цивилизации одним махом, то эта, как впоследствии и произошло, может уничтожить всё и сразу.
— Давайте же скорее! — Послышался нетерпеливый возглас из зала и несколько других голосов подхватили его.
— Терпение, коллеги, — отвечал Фармацевт, — вам ещё придётся пожалеть о том, что вы сейчас куда-то торопитесь.
Снова стало тихо, и повествование продолжилось.
— Одна девушка из Атлантиды была весьма необычной. Она не любила шаблоны и правила, по которым жили её сверстницы. Особенно не нравились ей и те модели поведения, которым нужно было придерживаться в общении с мужчинами. Сверстницам нужно было тестировать нравившегося им хорошего молодого человека через дружбу. Его френдзонили и заводили себе другого молодого человека, полного идиота и придурка, которому отдавались телом и позволяли над собой издеваться, а первому изливали душу, жаловались на придурка и страдали, указывая на то, что им очень жаль, что у них нет такого молодого человека, как он. Важным моментом было постоянно держать бедолагу на поводке, чтобы «ни ближе, ни дальше», для чего нужно было подогревать его привязанность добрыми словами о его заботе и терпении, но никогда не писать ему первой и не проявлять ни в чём инициативы явно, а только намекать. Парень же должен был послушно играть роль этакой игрушки, так как по Древнему преданию эта девушка потом переходила в его безраздельную власть, но никто точно не знал, сколько для этого нужно было ждать… потому что не было случаев, чтобы кто-то дождался, никто не мог пройти испытание. Нашей же героине всё это не нравилось. И вот однажды ей приглянулся один хороший мальчик. Они начали встречаться, понравились друг другу обменялись почтовыми адресами — и вдруг!.. — Фармацевт на секунду помедлил, — Она написала ему первой!.. затем развела на секс и после, когда они лежали на кровати, даже не спросила его «о чём ты думаешь?». Более того, утром она пошла домой, не задавая лишних вопросов.
В этом месте ужас охватил сидящих в зале. Какой-то человек бросился к двери, но ударился об неё лбом, повалился, кое-как поднялся и снова, но уже теперь осторожнее, бросился опять к двери, отворил её и побежал по коридору. Одна дама, издав истошный вопль, вскочила со скамьи и плавно осела, потеряв сознание, у профессора из ушей потекла кровь, рыжеволосый парень бился головой об стену, а доцент рвал на себе волосы. Повсюду начали раздаваться вопли то ли ужаса, то ли отчаяния и безысходности. Весь зал превратился в кучу копошащихся и орущих тел.
Только Генерал и Фармацевт соблюдали полное спокойствие. Генерал был крепким парнем и повидал на своём веку даже не такие истерики, а Фармацевт уже пережил внутреннюю трагедию, пока читал рукопись. Они взглянули друг на друга, Генерал почтительно кивнул, а Фармацевт в ответ лишь быстро сожмурил и снова открыл глаза, одновременно с этим улыбнувшись Генералу. Этот жест, который самым невероятным образом сочетал в себе понимание всего того, что пришлось пережить Генералу, солидарность и сочувствие ему, Фармацевт научился делать ещё в глубоком детстве. В этом и был его талант — он чувствовал всё, людей, вещи, знаки, понимал любые проявления окружающего мира, и мог выразить минимальным набором движений совершенно любую эмоцию или своё состояние. Именно поэтому прочитать Рукопись, даже не зная языка, он смог как открытую книгу, просто почувствовав, что хотел сказать человек, выводящий рукой эти знаки.
Теперь загадка была разгадана. Они оба хорошо знали, что этот мир им уже не спасти. И знали, что причина не в том, что кто-то кому-то напишет первым — в нашем мире нет такого закона — причина была совсем иной.
Фармацевт и Генерал, вышли на балкон.
— Как думаешь, сколько нам осталось? И что в нашей цивилизации станет той последней каплей?..
— Трудно сказать, Генерал, — задумчиво ответил Фармацевт, — но сколько бы не осталось, наша с тобой задача тебе, я надеюсь, хорошо понятна.
Генерал задумался. Он смотрел куда-то вперёд и вверх, на ночное небо, на звёзды, и смотрел так, как будто видит их в последний раз. Потом вдруг сказал:
— Да, давай начнём записывать. Я подниму секретные военные архивы, открою кое-какие сведения и покажу, как и в каком порядке всё происходило от начала нашей эпохи. Ты же запишешь всё это так, чтобы через полтора десятка тысяч лет кто-нибудь смог понять смысл послания, осознать предупреждение и сделать корректировку управления на будущее, пока не случилась Катастрофа.
— Да, я знаю свою работу, Генерал. — Помолчав, ответил Фармацевт. — Более точные инструкции даже написаны для меня в Рукописи. Лучше меня никто не сможет продумать и написать такое предупреждение, чтобы его поняли люди совершенно иной культуры, владеющие принципиально иной письменностью. А раз мы уже сделать ничего с нашим миром не можем, то попробуем хотя бы сохранить мир будущего.