— I —
Сердечный ритм послушно держался у отметки 140 ударов в минуту, за спиной было уже около 8 километров, на сегодня оставалось ещё два. Лёгкая утренняя беговая разминка. Касания ног о твёрдую поверхность отдавались резким звуком, разлетающимся по Набережной Онежского озера. По крайней мере, так казалось мне, но прохожий, будь он здесь в такое раннее время, ничего бы не услышал, находясь от меня на расстоянии 100 и более метров. Просто ещё не разношенные кроссовки казались слегка твёрдыми, что немного громче обычного отдавалось в тело и улавливалось внутренним слухом.
В пять-шесть часов утра на Набережной можно встретить только людей, ещё не ложившихся спать, потерявших чувство времени и загулявшихся до поздней ночи, которая неожиданным для них образом превращается в утро, и застаёт, где придётся. Сейчас здесь никого не было. Именно эта пустота и возможность сосредоточиться на своём внутреннем состоянии, чему способствует немного изменённое утреннее восприятие реальности, и притягивает меня для утренних тренировок.
«Пока ты отдыхаешь, твой соперник тренируется», — учили меня. Я не даю ему такой возможности. «Спи-спи, уважаемый соперник». — мысль о предстоящих соревнованиях заставила меня немного ускориться — и пульс начал расти, но, опомнившись, я снова вернулся к прежнему темпу.
Недалеко впереди показалась фигурка бегущего в попутном направлении человека, она вынырнула неожиданно, так как была не замечена мной из-за изгиба линии Набережной. Это была девушка, невысокая, бегущая медленно и, мне показалось, не совсем правильно выполняя постановку стопы, из-за чего движения её казались неловкими, а спина слегка сутулой. До девушки было меньше трёхсот метров. Прикинув её скорость, я понял, что мы очень скоро поравняемся.
спортсмены обычно приходят сюда чуть позже, когда я уже успеваю закончить, поэтому появление девушки меня немного удивило, хотелось поглядеть, кто она такая. Уже добегая до девушки, я убедился, что ноги она действительно переставляла неправильно: ставя стопу на поверхность дорожки, она немного выворачивала пятку вовнутрь и носок, соответственно, — наружу, а при выполнении шага стопа ещё больше поворачивалась носком наружу и выбрасывалась не назад, а как бы немного в сторону. Выглядело всё это неуклюже. Девушка услышала мои шаги и обернулась, однако я не смог разглядеть её лица — свет от восхода Солнца не давал возможности увидеть его черты с расстояния около 50 метров. Девушка, задержав на мне взгляд не больше чем на секунду, отвернулась, и продолжала бежать.
Такой неправильный способ бега распространён среди девушек, которые любят просто побегать, следя, таким образом, за своей фигурой. Это даже и не бег вовсе, а разновидность интенсивной ходьбы. Попытка переставлять ноги с как можно большей лёгкостью, давая им свободно возвращаться в исходное положение после сделанного шага, приводила к искривлению траектории движения стопы, и со стороны выглядело, будто человек не управляет ногами, а ноги болтаются сами по себе. Начитались такие девушки где-то, что бегать по утрам Полезно, а как именно бегать, сколько, с какой скоростью и как подбирать одежду — этому не научились. Вот и получается иной раз: бежишь, например, по парку днём, а там такие любительницы, одетые как попало, порой даже с наушниками бегут, слушая музыку. И бегут абы как, совершенно не чувствуя своё тело, не ощущая внутреннего ритма, не понимая того особого состояния психики, которого следует добиться при беге. Наивные создания, видимо, считают, что одно только шевеление ногами, пусть и систематическое, каждодневное или даже выполняемое по особому плану, что-то им даст.
Вот и эта девушка, бегущая в столь ранний час по Набережной, выглядела очень глупо. Широкие спортивные штаны ей явно не подходили — при беге штанина одной ноги задевала за голень другой. Столь неудобная постановка стопы заставляла девушку немного сутулиться и смотреть не вдаль, лишь изредка опуская глаза на дорожку, а немного вниз, глядя всё время себе под ноги. Руки были чрезмерно согнуты в локтях и почти прижимались к груди. Вместо того чтобы держать туловище прямо, она слегка поворачивала его то в одну, то в другую сторону, компенсируя движение ног и тратя на это лишнюю энергию на каждом шаге.
Девушка подняла лицо и посмотрела на меня ровно в тот момент, когда я, опережая её, устремил к ней свой внимательный оценивающий взгляд. Её нежно-голубые глаза улыбнулись мне, а лицо сделалось более ясным. Девушка была очень красива. Она была явно приятно удивлена, встретив меня так рано, как, в общем-то, и я. Странно, раньше я её здесь не видел, а бегаю по этому маршруту почти каждый день примерно в одно и то же время. «Ну не видел — и не видел, — подумал я, — бежим дальше, мало что ли девушек бегает по улицам? Но она явно заинтересовалась моим появлением. Ждёт от меня чего-то, смотрит».
— Вы неправильно бежите. — как-то неожиданно услышал я свой собственный голос, снижая скорость так, чтобы бежать вместе с девушкой.
— Я всегда так бегаю. — наигранно-удивлённо ответила она, явно обрадовавшись завязавшемуся разговору. — Не так быстро, как вы, правда… А что именно неправильно?
Мы остановились, девушка уставилась на меня в ожидании. Я вытер лоб рукавом спортивной куртки и ещё раз посмотрел на неё, чтобы убедиться, что она собирается слушать.
Передо мной стояла невысокая — на голову ниже меня — немного удивлённая и слегка расстроенная девушка, чуть смущающаяся от сделанного ей замечания. С таким выражением лица она была ещё красивее, чем мне показалось сначала. Слегка овальное лицо, вопреки ожиданиям, было не накрашено, высокий прямой лоб был гладким, без складок и морщин, хотя девушка выражала внимание, немного подняв и сдвинув брови, не слишком густые и не слишком редкие. Красивые голубые глаза смущённо улыбались, слегка щурясь, — это приводило к образованию небольших складок у внешних уголков глаз, а нижнее веко делалось немного более полным, чем это необходимо для выполнения своих функций. Такое выражение глаз придавало женскому лицу особую жизненную мудрость, совершенно не свойственную столь юной девушке, кажущейся от этого очень притягательной. Нос девушки был почти прямым, лишь с немного вогнутой спинкой и чуть вздёрнутым основанием. Тускло-красные губы средней толщины были сейчас сжаты, но рот, в целом, улыбался, приподнимая щеки девушки и делая их более округлыми. Слабо выступающий подбородок был овальной формы, без ямочек и бороздок. Волосы были светлыми, прямыми. Убранные в хвост на затылке девушки, волосы казались средней длины — будучи распущенными, они, скорее всего, ложились бы на плечи, почти закрывая их. Чёлка была недлинной не слишком густой, сквозь неё можно было разглядеть лоб. Все черты лица девушки гармонировали между собой и дополняли друг друга; не было на её лице ничего лишнего.
Если бы меня попросили сейчас рассказать, что я нахожу самым притягательным в женском лице, что при прочих равных условиях делает одно лицо более красивым, чем другое, то я отвечу, что это глаза. Спрятать от меня глубокий жизненный опыт, как ни старайся, не получится. Он придаёт глазам особую выразительность, и чем больше эта выразительность, чем больше информации удаётся увидеть в глазах женщины, тем более мудра она сама, тем более надёжна и тем более притягательна для мужчин, интуитивно чувствующих эту верность и видящих способность этой женщины к созданию крепкой семьи. Говорят, что глаза — зеркало души, и будь я в тот момент постарше, я бы увидел в глазах этой незнакомой девушки гораздо больше, чем в момент этой неожиданной для меня встречи. А сейчас я просто тонул в их невероятной глубине, не понимая, почему так происходит. Пока не понимая…
Задержавшись на её глазах чуть дольше, я отметил особенность, которой не придал сначала должного внимания: внешне девушка выражала смущение, заинтересованность, внимание и ожидание, однако из глубины её глаз на меня смотрел другой человек, внимательный в несколько ином смысле — не как слушатель, а как наблюдатель. Будто она знает, что я сейчас буду говорить и хочет просто проконтролировать, что я скажу это правильно, оценить меня и сделать какие-то одной ей понятные выводы. Глазами она смотрела будто с высоты опытного и знающего дело специалиста, с некоторой долей вынужденной снисходительности, которая возникает, когда специалисту приходится работать с менее опытным учеником. Я моргнул — и наваждение исчезло. «Показалось, наверное», — подумал я и начал объяснять технику правильного бега:
— Нужно ставить стопу прямо и проносить ногу назад, а не в бок, как делаете вы. Вы же зачем-то выворачиваете носок наружу, делая лишнее движение ногой вбок, как будто бросая движение на полпути, не заканчивая его. Получается что вместо правильного выноса стопы снова вперёд, вы просто ждёте, когда нога сама вернётся обратно, чтобы сделать очередной шаг. Это классическая ошибка всех новичков-девушек. — сказав всё это, я показал правильное движение с помощью правой ноги, стоя при этом на левой. — При правильной постановке нога должна выноситься вперед чуть дальше… затем колено выпрямляется, стопа ударяет своей передней частью по дорожке, как бы придвигая к себе участок земли, и выбрасывая его с силой под себя и назад. Колено снова сгибается — и согнутая нога идёт вперёд, на лету расправляясь до нужного угла. Будто вы не бежите по земле, а проворачиваете её как шарик под своими ногами.
— Вот так? — девушка попыталась пробежать, делая забавное колесо, слишком сильно выбрасывая ногу вперед.
— Нет, у вас получается как у лошади, не нужно так сильно и высоко выбрасывать бедро и голень, просто держите стопу прямо, стараясь падать на носок, зацепляя и проталкивая опору назад, за спину, полностью выпрямляя ногу, тогда движение само получится.
— Попробуем… — девушка перестала выворачивать носок, усилием держа его прямо и даже немного вовнутрь. — Так?
— Ну, уже лучше. — я догнал девушку, и мы побежали вместе.
Она неторопливо бежала, смотрела вперед и старалась контролировать свои движения, отчего они казались немного искусственными.
— Обратите внимание, что при таком способе бега вы не сутулитесь, руки двигаются более свободно и теперь согнуты правильно, а не так, как было раньше, и скорость больше при тех же усилиях. — сообщил я.
— Действительно. — подтвердила девушка. — А вы профессиональный спортсмен?
— Нет, — смутился я, — просто любитель. Конечно, я работаю с тренером, иначе тоже неправильно бегал бы, выступаю на соревнованиях городского уровня, иногда выигрываю их, но спорт не является главным в моей жизни. Я просто любитель, но мне нравится соревноваться и совершенствоваться.
— Мне показалось, что вы уже давно бегаете.
— Не так давно, может быть год… слишком поздно для того, чтобы достигать высоких результатов.
— Вы такой старый? Сколько вам лет?
— Скоро будет 20.
— Интересно, и мне тоже. Может быть, уместно будет перейти на ты? Как тебя зовут? — спросила девушка, останавливаясь.
— Артём. А тебя? — ответил я, тоже остановившись и повернувшись к ней.
— Меня зовут Дара. — девушка посмотрела на меня с ожидающим выражением лица.
Я заметил это, и нужно было что-то сказать. Такое необычное имя… видимо, Дара часто слышит в свой адрес разные банальные слова, наигранное и не очень удивление, комментарии о необычности такого имени или вопросы о его происхождении и значении.
— Дара? Здорово… Ты, видимо, ожидаешь, что я сейчас удивлюсь, какое редкое имя, не является ли оно сокращением от Дарьи или спрошу о значении этого имени?
— Нет, как раз от тебя я ожидаю чего-то более оригинального. — подтвердила мою внутреннюю догадку Дара.
— Тебе очень идёт это имя. По-видимому, это древнее имя, но в твоём случае я представляю его себе как очень современное, даже опережающее наше время, как будто ты появилась из будущего, что наступит лет через триста. Вот в таком будущем, как я себе его представляю, твоё имя будет достаточно распространённым, и оно будет означать подарок Судьбы.
Дара посмотрела на меня спокойно, уже без улыбки, но с нежностью и грустью. Кожа вокруг её глаз на секунду показалась мне чуть более красной, чем должна быть. Девушка поспешно повернулась, чтобы бежать дальше.
— Спасибо, это очень глубокое наблюдение, я и не ожидала его когда-нибудь услышать. — сказала она.
Дальше мы бежали молча. Девушка постепенно начала терять контроль над своими ногами и снова пыталась выворачивать стопу.
— Дара, следи за ногами, ты опять бежишь неправильно.
— Ой, действительно, они как-то сами, — она весело засмеялась, скрывая смущение, — спасибо, Артём, что показал, как правильно. Я буду стараться.
— А почему ты думаешь, что я показал правильно?
— Э-э, — Дара слегка растерялась, — ну ты очень убедительно говорил, и сам вроде бы так бежишь.
— Может быть, я притворяюсь?
— Ты умеешь так хорошо притворяться? Ты пока плохо меня знаешь, но уверена, что я быстро разгадала бы твоё притворство.
— О, что это, вызов? — принял я намёк на более тщательное знакомство.
— А вот как ты сам считаешь, Артём, так пусть и будет. Вообще, я, видимо, тебя отвлекаю? Ты же быстрее бежишь, у тебя должен быть свой внутренний ритм, своя скорость.
Сказав это, Дара снова посмотрела мне в глаза своим проницательным взглядом, который мог бы быть у человека, хорошо понимающего смысл, технику и философию беговой дисциплины. Но через полсекунды отвернулась, глядя снова перед собой. Меня это смутило. Снова показалось в ней что-то неуловимо-близкое, но таинственное, и снова скрылось за маской детской наивности, смущённости, неопытности.
— Я просто заинтересовался, что делает девушка так рано утром на нашей Набережной.
— Бегает, как видишь. — мне показалось, что она чем-то расстроена.
— Вижу, но раньше никогда не видел.
— Наверное, невнимательно смотрел… хотя я не всегда выхожу утром. Просто сегодня день особенный.
— И что в нём особенного?
— Это личное, не уверена, что могу тебе рассказать. Сейчас не могу.
— А потом расскажешь? — я сделал намёк, что меня тоже заинтересовало продолжение беседы и знакомства при других обстоятельствах.
— Давай встретимся, если хочешь. Я сама тебе позвоню, скажи только свой номер телефона.
Мы остановились. Я был крайне удивлен. Девушка, красивая, так неожиданно появившаяся в моей жизни, да ещё и сама позвонит. Что-то здесь не так, похоже на разводку, сейчас дам ей номер, а она не позвонит, выбросит его где-нибудь по дороге.
— Ты, наверное, думаешь, что я не позвоню, — вдруг неожиданно сказала Дара. — Не переживай, позвоню, когда освобожусь. Через несколько дней, максимум через неделю. Нужно закончить дело, связанное с одним человеком, из-за чего я и оставляю такой запас времени на всякий случай, чтобы подстроиться. Это дело трудное и требует многих усилий. — сказав это, она снова сделалась грустной, но я не придал этому значения, так как моё спутанное сознание пыталось прийти в себя от неожиданно приятного ощущения какой-то непонятной радости или счастья, смешанного с удивлением.
— Не может быть, как ты догадалась о том, что я думаю?
— Я читаю мысли. — весело ушла от ответа девушка. — Диктуй уже свой номер.
Я продиктовал номер, когда Дара достала свой телефон из кармана. Записав мой номер, она убрала телефон обратно.
— Если я не позвоню через неделю, ты найдёшь меня здесь же, на Набережной, в это же время.
Я механически посмотрел на часы, было ровно 6 часов утра.
Мы пробежали ещё немного, обмениваясь какими-то несущественными фразами, как это обычно происходит в процессе знакомства. Такой разговор необходим, скорее, чтобы наладить взаимодействие невербальных механизмов общения, запомнить манеру речи, жесты, уловить интонации, проще говоря, привыкнуть, узнать друг друга.
— До встречи. — сказал я, поспешно уходя, когда мы добежали до нужного мне места. Я боялся, что своим присутствием испорчу всю случайно сложившуюся, но очень обрадовавшую меня ситуацию.
Весь день эта встреча не выходила у меня из головы. Невероятно интересный поворот в моей жизни, Подарок Судьбы. Осознание того, что ждать звонка Дары придётся достаточно долго, сильно меня расстраивало. Мне хотелось уже сейчас встретиться снова, опять посмотреть в её глаза. Такие тёплые, невероятно проницательные глаза, которым можно всё рассказать, доверить, поделиться частью себя, чтобы сделать их ещё более полными.
Будь я тогда старше и опытнее, то подумал бы ещё о тех двух моментах, когда Дара посмотрела на меня с совершенно серьезным и взрослым выражением лица, таким умудрённым опытом оценивающим взглядом, как бы читая мои мысли, или видя меня насквозь. Заметил бы и то, что она сказала про внутренний ритм, как бы случайно. Но я думал не об этом. А о чём ещё можно думать в 19 лет… Моя радость была бы менее сильной, задумайся я тогда над этими, казалось бы, несущественными деталями. И разве можно было предсказать такое развитие событий, каким заканчивается этот рассказ? Никогда.
— II —
Через некоторое время я вернулся к своей привычной жизни. Место моих размышлений снова заняли экзамены, предстоящие спортивные соревнования, грёзы о скором окончании сессии и беззаботном лете. Время от времени я всё же возвращался мыслями к Даре: «Кто она, кем работает, где живёт, чем занимается? Нужно будет обязательно спросить в следующий раз».
На четвёртый день раздался звонок телефона, на экране высветился неизвестный номер. Взволнованный догадкой, я поднял трубку и как можно более сдержанно сказал:
— Да.
— Здравствуй, Артём, это Дара. — сказал мягкий и спокойный голос. Его трудно не узнать, Дара обладала необычной для девушек своего возраста манерой речи. В целом, она говорила грамотно, спокойно, не слишком быстро, но и не слишком медленно, речь её была плавной, но строгой. Она говорила, как будто читала художественное произведение, изредка вставляя в речь типичные для нашего общества разговорные штампы, да и то, наверное, чтобы не казаться пафосной.
— Привет, я узнал твой голос, что ты хочешь сказать? — спросил я, невероятным усилием преодолевая приступ дикого волнения.
— Я ищу возможность встретиться с тобой. Желательно, сегодня вечером в парке тракторного завода. Но если тебе не очень удобно, мы вместе можем выбрать другое время. Предложи свой вариант.
— Мне нравится твой вариант, я могу встретиться с тобой сегодня вечером; давай в 6 часов, в парке, недалеко от волейбольных площадок. Знаешь где это?
— Знаю, буду ждать тебя там, до встречи, Артём.
— Пока. — сказал я, а через секунду она повесила трубку.
Если бы сейчас на мне были надеты мои спортивные часы, указывающие пульс, то они показывали бы минимум 120 ударов. Жуткое, ничем не обоснованное волнение. Вдруг стало совсем жарко, но при этом появилась неудержимая легкость во всём теле, которая заставила меня подняться и начать мерить шагами комнату. «Так, спокойно, Михалыч, будешь волноваться, сделаешь глупости, успокойся, совершенно никаких оснований для такого перевозбуждения нет». — сообщил я сам себе, вспомнив свой опыт участия в соревнованиях, когда перед ответственным стартом начинается такой же мандраж. Я мысленно заставил себя стать снова спокойным, применив проверенную психологическую технику. Для этого, правда, пришлось лечь на кровать и сосредоточиться на медленно успокаивающемся сердечном ритме. Когда частота сокращений стала ниже обычной нормы, я вернулся к своей работе.
Вечером я пришел в парк Онежского тракторного завода — его ещё называют Ямкой — на пару минут раньше заявленного времени. Дара уже медленно прохаживалась по дорожке, лежащей неподалёку от двух волейбольных площадок, разбросанный песок и отсутствие сеток на которых, правда, с трудом позволяли угадать их предназначение непосвящённому в спортивную жизнь человеку.
Дара была одета в обычную для современной молодёжи прогулочную одежду: джинсы, кроссовки, спортивная кофта. Её волосы были распущены и частично убраны за спину, а частично почти опускались на грудь. Уши и значительная часть шеи были не видны. Она не была накрашена, её лицо было красивым и без всяких дополнительных женских хитростей.
— Здравствуй, Дара. — произнёс я, пытаясь подражать её манере речи и немного при этом улыбаясь.
— Здравствуй, Артём. — произнесла она, улыбнувшись в ответ.
Странно, но я был совершенно спокоен, никакого волнения, будто я уже давно знаю эту девушку, а сейчас мы с ней просто встретились поболтать, поделиться новостями, скрасить вечер обществом друг друга, отвлекаясь от утомительной и напряжённой учёбы.
— Почему ты выбрала этот парк? — начал я. — Здесь иногда проходят соревнования по кроссовому бегу, на которых я регулярно выступаю.
— Это вообще спортивный парк: здесь два стадиона, площадки для разных видов спорта, беговые тропинки. Коль скоро мы встретились в обстоятельствах спортивного характера, я решила, что будет лучше продолжить общение в той же атмосфере. А вот ты не угадал моего замысла, и пришёл в брюках и туфлях. Ещё бы пиджак надел, тогда мы смотрелись бы вместе более забавно. Твоя спортивная куртка на строгой одежде, впрочем, выглядит неплохо.
— Ты знаешь, джинсы с кроссовками тоже не вполне спортивно. — поспешив ответить на игривый выпад, сказал я. Веселая искорка в глазах Дары подсказала, что тон предстоящего разговора ни о чём и обо всём сразу задан и понят мною абсолютно верно.
Мы гуляли по парку, общались, переглядываясь и обмениваясь только нашим подсознанием различаемыми сигналами внимания, уважения, понимания, не скрывая при этом некоторую естественную робость, служащую скорее механизмом контроля, надёжной страховкой от какой-либо неосторожной глупости, способной разрушить начавшийся строиться фундамент чего-то грандиозного и необычного. Постепенно доверие между нами росло, а робость с той же скоростью таяла. Дара уже позволяла себе легко толкнуть меня в плечо, если мне удавалось удачно над ней пошутить, я же был более сдержанным и старался не думать о возможностях тактильного способа общения.
— У тебя шнурки развязались. — сообщил я, показывая на правый кроссовок Дары.
— Точно, давай сядем.
Мы как раз проходили мимо скамеек у тех же волейбольных площадок, где и встретились пару часов назад. Усевшись, она начала завязывать шнурки… только делала это неправильно!
— Многие люди не задумываются, почему у них шнурки развязываются, —начал я издалека, — производители спортивной обуви даже придумывают различные формы сечения шнурков и материла для изготовки, так как это оказывается проще, чем научить людей правильно их завязывать.
— А что я делаю неправильно? Обычный бантик. Меня так в детстве учили. — начала оправдываться Дара.
— Неправильно то, что в основу ты кладёшь так называемый бабий узел, надёжно закрепивший свою полную никчёмность в среде моряков, альпинистов и других людей, так или иначе использующих верёвку в своём ремесле.
— Так, и что это за узел такой, бабий? Название как будто намекает… — весело пошутила девушка.
— Да, видимо, моряки, не доверяющие вязание узлов женщинам, прозвали этот узел так потому, что столь глупо, по их мнению, его могла завязать только Женщина. Он быстро развязывается при импульсных, то есть переменных нагрузках, возникающих, когда судно привязано к пристани или когда выполняется буксировка одного судна другим в неспокойную погоду. А у альпинистов с этим узлом связано множество трагических историй, когда страховка в нужный момент развязывалась, будучи связанной на бабий манер.
— Покажи, как правильно. — попросила Дара.
— Для начала я должен пояснить, что делаешь ты. Смотри, ты делаешь свой бантик, сначала связывая шнурки полуузлом, а затем загибаешь концы шнурков петлями, складывая их вдвое, и связываешь эти петли точно таким же полуузлом, который ложится поверх предыдущего, жёстко с ним сцепляясь. — произнося это, я показывал процедуру на её шнурках, однако её колено и моя голова, склонившаяся рядом с ним, мешали ей смотреть. — Так неудобно, вот была бы у нас отдельная веревка. — я поискал глазами вокруг, наивно полагая, что прямо здесь, в парке будет лежать нужная мне верёвка.
Дара не растерялась, ловко вытащила шнурок из кроссовка и подала мне.
— Отлично, — сказал я, — сейчас покажу всё с самого начала. Итак… начнём с простого узла. Взяв концы шнурка, мы можем обнести один из концов вокруг другого и просунуть его в образовавшуюся петлю. Потянув теперь за концы, получим простой узел. Он называется так, потому что ничего проще уже не придумать. Такой узел может использоваться для того чтобы отметить на верёвке что-то. Например, делая узлы через каждый метр, моряк может измерить глубину под дном судна, погружая веревку под грузом и считая, сколько узелков скрылось в воде. Также можно вытащить человека из воды, кинув ему такую веревку: за узелки проще уцепиться, особенно если верёвка оказалась синтетической и запачканной машинным маслом, почему руки сильно скользили бы, не будь на ней этих узелков.
Дара слушала с высшей степенью внимательности, удивление в её глазах было очень естественным, что сильно подкупало меня, и хотелось продолжать рассказывать более живописно и красочно.
— Простой узел имеет ряд недостатков. — продолжал я. — Ставить своей целью перечислять их всех достаточно трудно, можно что-нибудь пропустить, поэтому упомяну лишь два. Во-первых, простой узел портит верёвку, если бы твой шнурок был круглым в сечении, хотя 4–5 миллиметров толщиной, то, завязав на нём простой узел, ты заметила бы, что верёвка в этом месте изгибается под небольшим углом. Это связано с неравномерной нагрузкой на эти участки верёвки, которые непосредственно примыкают к узлу. Неравномерность приводит к тому, что лишь часть толщины верёвки участвует в распределении нагрузки, опытные моряки даже говорят, что веревка с простым узлом на ней теряет половину своей прочности и в случае чего порвётся именно на примыкании к узлу. Во-вторых, на некоторых типах верёвок такой узел почти невозможно развязать, если он был затянут слишком сильно. Твой шнурок как раз относится к такому типу, его ребристая поверхность сцепится сама с собой намертво, затяни я шнурок немного сильнее. — я сделал жест, символизирующий прикладываемое к обоим концам шнурка усилие, направленное в разные стороны, разумеется, не выполняя самого намеченного действия.
— И что, верёвку нужно брать с большим запасом прочности, если предполагается, что на ней будут простые узелки? —недоумённо спросила Дара.
— Нет, на этот случай есть так называемая восьмёрка. Чтобы связать восьмёрку, нужно один конец шнурка обнести вокруг другого, чтобы получилась петля, как если бы мы хотели сделать простой узел, но вместо того, чтобы просунуть затем этот конец в петлю с привычной стороны, мы продолжаем движение обноса чуть дальше и просовываем конец с другой стороны петли, с противоположной. Смотри, — я показал движение, — теперь, затягивая этот узелок, мы видим форму восьмёрки. Видишь?
— Да, действительно. — убедилась девушка.
— Затянув его сильнее, мы получим узел, который не портит верёвку, не изгибает её и оставляет нагрузку равномерной по всей толщине. Прочность веревки если и уменьшается, то несущественно. Именно этот узел правильнее использовать для создания упора на концах веревки, чтобы она не распускалась, чтобы не проходила через какое-то отверстие, равное ширине веревки, например, для ручек ведра, или для того, чтобы служить креплением к стартеру мотора, заводящегося от руки.
— Здорово! Откуда ты столько знаешь про узлы? — удивилась Дара.
— Не так много я и знаю, — смутился я неожиданно преувеличенной похвалой, — просто Лето я провожу вблизи от воды, постоянно плаваю на лодке и вопрос правильной вязки узлов как-то естественным образом возникает в повседневной жизни. Всё это изучается, передаётся от одних людей к другим, постоянно испытывается на практике и закрепляется в памяти. Моряки, разумеется, знают в сто раз больше об этих узлах. Но подожди, я ещё не научил тебя завязывать шнурки. Давай-ка возьмём вот эту палочку. — я поднял с земли недлинный кусок ветки дерева толщиной в пару сантиметров.
— Зачем это? — спросила Дара.
— Так будет проще показать. Смотри, предположим, что мы хотим привязать веревку к этой палке. Делаем вокруг неё петлю, продеваем один конец шнурка в петлю и затягиваем, как если бы мы хотели завязать простой узел, но всунутая в петлю палка не даст нам затянуть его полностью. Это полуузел. Теперь, если я точно также завяжу ещё один полуузел, то получим узел. Бабий. Иногда, особенно на капроновых нитях, люди делают три, четыре, даже пять таких полуузлов, потому что два будут ползти.
— Да, кстати, я замечала такое. Порой для надёжности хотелось завязать раз десять.
— Так вот, не надо десять, достаточно сделать по-другому. Делая первую петлю, мы кладём левый конец веревки на правый сверху и левый конец продеваем в петлю сзади. Так?
— Так. — согласилась девушка.
— Теперь нужно сделать наоборот, конец шнурка в левой руке положить под конец шнурка в правой и продеть его в образовавшуюся петлю сверху, а не снизу, как в прошлый раз.
— И в чём разница?
— А в том, что теперь диагонали полуузлов стыкуются друг с другом правильно, и зацепляются так, что узел не ползёт. Такой узел, кстати, называется прямым. А в бабьем узле диагонали не соединяются полуузлами в одно целое. Для надёжности, правда, можно и третий полуузел сделать, тоже в противоположную сторону, но это требуется только на очень скользких верёвках.
— Невероятно! Так просто? — воскликнула Дара.
— Да, теперь смотри дальше. Завязывая шнурки, ты делаешь один полуузел, и в ту же сторону — второй, только связываешь сложенные пополам концы шнурков. А правильно завязывать двойным рифовым узлом: первый полуузел идёт как обычно, а второй — в другую сторону, на манер прямого узла, а не бабьего.
— Ясно. И что, не развяжутся?
— Почему же, могут развязаться, если плохо затянешь, но происходить это будет гораздо реже, а не на каждой тренировке, как это бывает с моими знакомыми-спортсменами. Если хорошо чувствуешь материал шнурка, то можешь правильно угадать нужное усилие, чтобы узелок точно не развязался.
— Как интересно, а какие ещё узлы есть? — спросила Дара.
— Их очень много и все служат разным целям: от обычного связывания двух верёвок до целей чисто декоративных. Например, давай возьмем узел простой и расширим его возможности. Делаем петлю, продеваем свободный конец в петлю, и, продолжая движение, продеваем ещё раз. Теперь затягиваем. Смотри, хотя на шнурке это плохо видно, но получается как бы две петельки вокруг веревки, два шлага. Так можно сделать три, четыре и больше шлагов. Целей у такого узла много. Например, можно сделать узлы, состоящие из 8–10 шлагов, на концах веревки. Связать несколько таких веревок в виде плети и стегать ею непослушных рабов на корабле. Так и делали, отчего узел прозвали кровавым. Он быстро раздирает кожу и окрашивается кровью.
— Это ужасно. — грустно сказала Дара. — Я в детстве заметила, что можно делать не просто узелок на веревке, а продевать веревку в петлю несколько раз и будут получаться длинные узелки, в которых можно усмотреть несколько оборотов нити — шлагов, как ты их называешь, но я не думала, что у этого узла такая история.
— Соглашусь, но дисциплина на корабле должна быть жёсткой. Что тогда — что сейчас. Другое применение такого узла — узелковое письмо. Как ты верно заметила, число оборотов может быть разным. Трудно сделать, скажем, 15 или 20 оборотов, верёвка запутается, вот поэтому древние инки использовали для своего узелкового письма от одного (простой узел) до 9 шлагов. Если я не ошибаюсь, правда. Последовательность узелков разной длины, то есть с разным числом шлагов, означает какое-то слово или число… тут я уже не специалист, чтобы сказать наверняка. Видимо, расстояние между самими узелками тоже должно было означать что-то, например, отделять слова друг от друга.
— Как интересно, мне нравится шифровать что-то, и такой способ кажется довольно интересным.
— Да, возможно. Есть другие узлы. Вот, скажем, хирургический. Делаем первый полуузел так, как если бы мы хотели сделать узелок из двух шлагов, а второй полуузел из одного шлага затягиваем в противоположную сторону. Такой узел используется хирургами для завязывания очень тонкой нити, чтобы успеть завязать второй полуузел, пока первый не начал расползаться.
— Так, а если второй полуузел тоже сделать двойным?
— Тогда это будет узел академический.
— Ничего себе, я всё это делала в детстве, но не думала, что все такие узлы имеют своё название и назначение.
— Да, уверен, что бы ты не накрутила, этому уже есть своё название. — улыбнулся я.
Дара улыбнулась в ответ.
— Знаешь, Артём, ты очень хорошо умеешь объяснять и показывать. Всё сразу кажется понятным, ты находишь нужные слова, образы, и говоришь как будто именно для меня, моим языком что ли, подстраиваешься. Мне кажется, что работа учителем в школе или преподавателем в университете как нельзя лучше тебе подходит.
— Не думал об этом, с трудом вижу себя преподавателем университета, я только второй курс пытаюсь окончить. Хоть и отличник, но преподавать не тянет, напротив, не люблю выходить к доске, что-то объяснять.
— Но у тебя очень хорошо получается, поверь мне. На твоём месте я начала бы развивать способности к публичной устной речи, к публичным выступлениям, обучилась бы ораторскому искусству или хотя бы просто разнообразила словарный запас, добилась гладкости речи.
— Как у тебя? — попытался я сделать комплимент.
— Ну… я не идеально говорю, но можешь брать пример. — девушка рассмеялась.
— Хорошо, не соблаговолит ли прекрасная барышня продемонстрировать усвоенный в теории материал на практике, а точнее пусть юная леди покажет, как она свяжет двойной рифовый узел на своей обуви.
Девушка рассмеялась ещё больше моей попытке пародировать её, затем успокоилась и принялась старательно продевать шнурок в петли кроссовка, завязала правильный бантик и вопросительно уставилась не меня.
— Прекрасно, теперь не развяжется. — констатировал я, и предложил перевязать узел на втором кроссовке. Дара согласилась с предложением, перевязала, и мы двинулись дальше.
Пройдя какое-то расстояние молча, она вдруг спросила:
— А какие есть способы шифровки?
Вопрос несколько озадачил меня.
— Что ты имеешь в виду? — переспросил я.
— Вот узелковое письмо раньше использовалось как средство передачи информации древними инками, были специально обученные этому письму люди, а дай современному человеку такую ниточку с узелками, ничего ведь не поймёт. Следовательно, можно разработать свой язык, вязать на этом языке слова, складывать из них предложения, причем никто не догадается, что написано. Прочитает только тот, кто знает язык.
— Не совсем верно, трудно придумать логичный язык, который не поддавался бы расшифровке. Так или иначе, любой язык, который используется одним человеком, рано или поздно будет расшифрован другим. Можно, конечно, добавить в шифровку знание какого-нибудь кодового слова или кодовой последовательности, чтобы даже после того, как последовательность букв разгадана, слова нельзя было бы угадать, не зная, как эти буквы правильно сложить.
— Ну хорошо, а если наша цель — не скрыть переписку, а просто озадачить другого человека на время, чтобы он сразу не увидел смысла послания, но быстро разгадал бы его, как только понял бы, что перед ним шифр.
— Здесь есть множество способов. Скажем, в том же узелковом письме, ты можешь сопоставить каждой букве русского алфавита число от 1 до 33.
— Или 32. — перебила Дара.
Продолжение здесь
