В последние годы всё чаще я слышу разговоры о национальном возрождении. люди стараются возвратиться к своим корням. Вспоминают традиции. Пытаются вернуться к языку. Дело это во всех отношениях важное и Полезное. И, конечно же, это не может не радовать. Забывать свое прошлое нельзя.
Но что еще важно: делать это следует без перегибов. Часто те или иные ритуалы, те или иные устоявшиеся понятия переиначивают на современный манер, и они смотрятся вычурно. Искусственно. Натянуто.
Взять хотя бы, во что превратились наши сегодняшние свадьбы. Или похороны. То и другое стало напоминать турнир по определению победителя на звание самого крупного понтореза страны. Не думаю, что это хорошо.
В этой связи, мне думается, не будет лишним напомнить о том, что стоит за тем или иным обычаем и как он вообще возник. Ведь за всем был свой смысл.
В первую очередь надо, пожалуй, сказать о том, что у нас, у казахов, свой взгляд на мироздание. Свое понимание природы вещей. Оно вырабатывалось сотнями лет. И за всем этим стоит практический опыт кочевой жизни. Как у любого другого народа, впрочем.
С тех пор, когда мы сошли со своих коней, многое поменялось. Но многое и осталось в народной памяти.
Поговорим о некоторых традициях.
Мы говорим: «қазақ ырымшыл халық». Что в переводе означает – «казахи - народ суеверный».
Да, мы верим во всякие приметы. Знаки. Послания...
Такая национальная особенность также берет начало из глубины веков. Мы не начинаем никакое важное дело, не совершив обязательный обряд. Пусть даже и внутренне. И, надо сказать, все эти обряды сопровождают нас потом до самого конца. И даже сам наш конец проводится в форме обряда.
Как только невестка в доме почувствует беременность, она говорит об этом своей ене, то есть свекрови. Та сообщает эту радостную весть всем своим домочадцам. Но делается это очень осторожно. Негромко. Потому что «көз тиеді» – сглазят, «түсік тастап қояды» – может случиться выкидыш или «ібіліс іліп әкетеді» – черти услышат, дьявол с собой заберет. Поэтому по возможности старались держать эту новость в тайне.
С этого дня нельзя было смотреть женщине пристально в лицо. Или на ее живот. Считалось, что это не к добру.
Нельзя было с ней разговаривать невнимательно. Заставлять ее выполнять тяжелую работу. Нельзя было ее злить. Обижать.
Нельзя было давать ей в руки нож, меч, саблю, ножницы... Любое другое колющее и режущее оружие.
Нельзя было устраивать на ночь постирушки.
Нельзя было выносить на ночь глядя золу. Или же наступать на нее.
Нельзя было ночью ходить за водой.
Много еще чего нельзя было делать...
Всем этим предосторожностям есть простое объяснение. Высокая детская смертность. Попробуй в голой степи выносить, родить и вырастить здорового ребенка. Женских консультаций не было, и гинекологических клиник тоже. Поэтому и рожали помногу. Надеялись, что кто-нибудь да выживет...
Вообще, по-казахски о беременной женщине говорят: «аяғы ауыр». В буквальном смысле – «ноги потяжелели». Или же – «жүкті болды». То есть «стала груженой», «нагрузилась». Забавно звучит для русского уха, не правда ли?
Но в далеком тюркском понимании слово «жүк» означало не груз, а – «сокровище, богатство, состояние». Следовательно, беременная в доме становилась носителем самого главного, самого дорогого на свете. И это – логично. Что может быть дороже детей? И следовательно, обращаться с носителем такого состояния следовало очень бережно. Что и происходило на практике.
Женщину, которая понесла, тут же окружали заботой и вниманием. Следили за тем, как она ест, что она ест. Как она спит и вообще – какое у ней настроение. Потому что: «Екіқабат әйел жыласа, оның баласы жасық болып туады». То есть, если беременная будет плаксивой, то ребенок у ней родится слабым (робким, нерешительным).
Вообще, если уж говорить о смысле жизни, то есть о вопросе, на который не смогли ответить все философы мира, то у нас, у казахов, он определяется весьма просто и конкретно. человек живет ради потомков. Ради продления своего рода. Своего имени. Иногда так и говорят: «Ұрпағың барда атың ешқашан өшпейді» – пока живы твои потомки, имя твое не погаснет. А еще говорят: «Мен көрмегенді көрсін, мен ішіп-жемегенді жесін». То есть – пусть мои дети увидят и вкусят то, чего не довелось повидать и вкусить мне.
Теперь что касается наших любимых тоев, праздников, торжеств и посиделок.
После того, как молодуха переживет все прелести токсикоза и почувствует, наконец, некоторое облегчение, домочадцы устраивали небольшое застолье. Оно называется «Шашыратқы». Или же – «Құрсақ шашу».
На него собирались только женщины. Причем из ближнего круга. (Мужчинам там нет места.) И это не той. Не торжество. А так себе – маленькое бабское заседание, если уж говорить прямо.
Смысл его в том, что опытные женщины делились на нем с будущей мамашей своим опытом. Всячески старались настроить ее на безболезненные роды. Давали ценные советы и указания. Высказывали добрые пожелания.
Также в этом застолье могли принять участие и те, кто надеялся забеременеть. Женщины, вышедшие замуж.
Далее уже, вычислив примерные сроки приближающихся родов, ближайшие родственники устраивали так называемый «Жарысқазан». Буквально – соревнование котлов.
Делалось это еще и потому, что на последних месяцах беременности женщине нужно было побольше двигаться. Больше ходить. Пусть ей и тяжело приходилось. Зато легче будет потом, во время родов.
Фактически это было уже последним таким небольшим торжеством перед родами, и после него оставалось только ждать. И надеяться на лучшее.
Ермек Турсунов
